Коробка с пуговицами: рассказы

Янушевич Т.А.
Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 308 с.

 


Год издания: 2010
Рецензент: Распопин В. Н.

    В числе нескольких новых книг, вышедших в 2010 году в новосибирском издательстве "Свиньин и сыновья" эта, на мой взгляд, занимает особое место. Ее написала Татьяна Александровна Янушевич, о чьем творчестве я уже рассказывал. И не единожды
    Я очень люблю ее книги. Люблю потому, что каждый её рассказ интересен, умен, благороден, тонок, глубок - словом, самоценен. Люблю потому, что она не похожа ни на кого из авторов свиньинского круга, ни на кого вообще из новосибирских авторов. Потому что в ней гармонично сочетается высокий профессионализм (Т. Янушевич, помимо прочего, редактор доброй половины книг, вышедших в издательстве) и совершеннейшая, я бы сказал - тютчевская дилетантская, то есть истинная свобода. Свобода внутренняя, свобода служения людям и слову по дыханию, а не по долгу. Свобода совмещать в одном тексте художественный рассказ и документально-мемуарный очерк; свобода создавать узнаваемейшие портреты своих друзей - в реальности людей известных и даже знаменитых, причем не только в родном городе; свобода населять этими живыми героями выдуманные истории; свобода говорить правду о людях и городе, об их красоте и несовершенстве; свобода говорить правду о самом главном - о жизни и смерти, и о еще более важном - о женской страсти и женской старости.
    Почему ее женские книги, буквально ворвавшиеся в мой мужской мир, сразу стали любимыми, необходимыми, читаемыми, перечитываемыми, рекламируемыми мной родным и друзьям? Потому что доставляет особое удовольствие различать за прозрачными переименованиями знакомые лица, подобно тому, как в 70-е расшифровывали мы псевдонимы персонажей катаевских мовизмов? Да нет же, хотя и есть нечто роднящее рассказы и воспоминания Татьяны Янушевич с поздней прозой Катаева. Это, конечно, мир, в котором все мы родились и жили, мир, которого больше нет. Это и взгляд с вершин душевных и духовных, с вершин прожитых, и хорошо прожитых шести десятков лет. Это и - в собственно литературном плане - умение видеть. Мы, люди, да и большинство сочинителей, видеть не умеем. Мы в лучшем случае умеем слушать, а если и видим - то лишь поверхностные явления. Каждый рассказ Татьяны Александровны - проникновение вглубь. Явления, предмета, существа, человека. За вальяжностью ее героев-артистов, ее героев-ученых, ее героев-литераторов (во всех случаях раскрывшихся и признанных) исподволь, постепенно, как бы и нехотя проступает их ранимость, их - даже самых успешных - неуверенность в себе, в правильности очередной выбранной дороги… Человечность, одним словом.
    Умение увидеть суть человека и его человечность - дар Божий. А уж умение выразить, показать другим увиденное - это писательское счастье.
    В послесловии к этой книге популярный писатель и старый друг автора и ее семьи Геннадий Прашкевич пишет о том, что, в сущности, все литераторы живут в одном большом доме, из окон которого смотрят в мир. Каждый смотрит из своего окна и каждый видит мир так, как видит его только он. Это, может быть, и поэтично, и даже заманчиво - примерно, как жизнь носовских коротышек в Цветочном городе, только вряд ли верно - по крайней мере, в случае, когда речь идет не о популярной беллетристике, а о настоящей литературе, призванной врачевать человеческую душу. 
    Впрочем, возможно прав классик: "Большое видится на расстоянье", и то, что совершенно очевидно мне, не знакомому с автором читателю, мэтрам, старым друзьям Татьяны Александровны, прошедшим вместе с ней долгий жизненный путь, увидеть труднее. Тем более что сочинять Татьяна Янушевич начала, кажется, позднее всего своего литературного окружения - лет 10-12 назад, а настоящим писателем сделалась, вероятно, быстрее всех. Именно писателем - тем, кто рассказывает нам о нас самих. 
    В годы безвременья, бескультурья и бездушья, в годы, когда писателями стали мы называть посредственных беллетристов и неутомимых графоманов, а редакторами (даже в самых крупных издательствах) числить самые что ни на есть мертвые души, - в такие времена быть настоящим писателем и настоящим редактором - уже даже не просто призвание, а - подвиг.  
    Да разве не подвиг - человеческий и творческий - такой, например, короткий, в полстранички, даже без названия - как лирическое стихотворение - рассказ о том, как сын привез к себе умирающую мать, чтобы скрасить ей радостью общения последние недели жизни, и, действительно, скрасил: упал, сломал пальцы на обеих руках, и старушка закончила жизнь по-настоящему счастливой - ухаживая за своим чадом, ведь он - обе руки в гипсе - ни одеться, ни умыться. Это ли не счастье материнское?
    А ведь рассказик этот, в сущности, не более чем вариация на тему старинного бродячего сюжета, когда-то поэтически выраженного в балладе Дмитрия Кедрина: "И матери сердце, упав на порог, // Спросило его: "Не ушибся, сынок?" Без пробирающей, однако, морозом по коже сентиментальности. Вроде как даже анекдот. Но только кто ж перечитывает анекдоты, а тут невозможно не вернуться, не перечитать, не пережить еще и еще раз, не поставить мысленно в эту ситуацию себя самого.
    Или вот миниатюрка, опять же без названия, этакий афоризм, ироничная и пронзительно-печальная реплика в четыре строчки:
    "Не люблю это слово, однако против жанра не попрешь: самый короткий сюжетный рассказ о судьбе человека целиком и полностью укладывается именно в одно это слово - аборт".
    Жёстко, жестоко сказано, но, по-моему, гораздо действенней, чем церковные инвективы и пустопорожний думский брёх.
    Из крохотных этих миниатюр могли бы вырасти эпические повествования, и уж тем более как маленькие романы читаются относительно крупные рассказы Татьяны Янушевич "Ловленый марьяж", "Вера, Надежда, Любовь", "Коробка с пуговицами". Я хочу сказать, что каждый из них, как и всякий настоящий русский рассказ, содержит в себе зерно романа, мог бы им стать, но и в том жанре, в каком написаны эти мудрые житейские истории, они превосходны и самодостаточны.
    И все-таки, все-таки писательница, блестяще владеющая малым жанром, обладает даром долгого, романного дыхания - свидетельством тому ее роман-мемуар, роман-эссе "Мое время" - пока единственный в творчестве Т. Янушевич, но, хочется верить, не последний.
    Потому что - повторим последние строки рецензируемой книги - "…осталось поговорить о душе. А что такое душа? В ранние времена, в напористые, всё-то мы представляем себе по-разному. Сейчас я думаю, даже знаю: душа - это любовь наша. Надежда - томление души. Вера - безоглядность любви. И чем дальше удается зайти в миру, тем явственнее замечаешь - емкость души стремится к бесконечности"
    Сказанное значит, что душа не только бесконечна. Любящая, не утратившая надежды и веры душа еще и безмерна. А коли так - она, стало быть, еще не рассказана, и долгая дорога в миру дается писателю не даром.

«Коробка с пуговицами: рассказы»
Год издания: 2010

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я