Маленькие эльфы, гигантские черепахи, люди-лошади и просто люди в сказках и историях для детей современных итальянских и французских писателей

Рассказы старого книгочея

Мари, Сильвана Де. Последний эльф: повесть-сказка / пер. с итал. Л. Криппы. - М.: ИД Мещерякова, 2011. - 368 с.
Гандольфи, Сильвана. Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира: фантастическая повесть / пер. с итал. К. Тименчик; ил. Е. Андреевой. - М.: Самокат, 2010. - 160 с., ил. - (Лучшая новая книжка)
Семпе, Жан-Жак, Госсини, Рене. Никола и его друзья: повествование в рассказах / пер. с фр. З. Ческис, И. Розенталь: ил. Ж.-Ж. Семпе. - М.: Терра, 1997. - 496 с., ил.
Мурлева, Жан-Клод. Зимняя битва: роман-антиутопия / пер. с фр. Н. Шаховской. - М.: Самокат, 2007. - 360 с.


Год издания: 2011
Рецензент: Распопин В. Н.

    Здравствуйте, друзья мои!
    Сегодня, в теплый и солнечный июньский день мы, после долгого перерыва, вновь встречаемся с вами, чтобы погулять по парку и поговорить о зарубежной художественной литературе для маленьких и больших. Я не оговорился: именно так.  Дело в том, что каждая из четырех книжек, о которых я хочу вам рассказать, будет интересна и большим, и маленьким, и взрослым, детям. Две из них написаны итальянскими писательницами, с них мы и начнем разговор.
    Много-много замечательных писателей явилось в литературу из медицины: знаменитые сатирики Франсуа Рабле и Тобайас Смоллетт, драматург и эссеист Оливер Голдсмит, величайший немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гете и крупнейший немецкий же драматург Фридрих Шиллер, знаменитый английский лирик Джон Китс, всем вам прекрасно известный финский сказочник Закариас Топелиус, наши авторы Владимир Даль,  Антон Чехов, Михаил Булгаков, Василий Аксенов... Всех не перечислить, но вот что надо подчеркнуть особо: отличает авторов, пришедших в литературу из медицины, своеобразная лирико-ироничная фантазия. Видимо, именно они знают подноготную человека так, как не знает ее никто другой, и соответственно, острым взором своим проникают мир глубже всех прочих.
    Именно лирическая ирония придает особую прелесть и книжке хирурга Сильваны Де Мари "Последний эльф", являющейся первой частью трилогии и в то же время вполне самостоятельным, законченным произведением. Сразу скажу, что вторая часть трилогии - "Последний орк" - вышла в русском переводе в этом году, но в руки мне пока не попала, третья же часть  на русском языке еще не издана. Вряд ли мы с вами будем обсуждать продолжения - слишком велика и разнообразна наша программа, но сами вы, я думаю, прочтете их, ведь "Последний эльф" вам, несомненно, должен понравиться.
    Полагаю я так потому, что, во-первых, написана повесть в популярнейшем ныне жанре фэнтези (а на самом-то деле является сказкой - печальной и смешной, лирической и героической); во-вторых, что совершенно естественно, отсылает начитанного человека к множеству популярных в этом жанре книг - от "Властелина колец" Дж.Р.Р. Толкина до "Волшебника Земноморья" У. Ле Гуин; в-третьих же, сильно отличается от всех названных и неназванных историй. Знаете, чем? Тем, что волшебные существа здесь малы, слабы, загнаны в резервацию и, по существу, почти уничтожены людьми. В общем-то, об этом уже и заходила речь - у того же Толкина, - Сильвана Де Мари, подхватив намек английского классика жанра, доводит его до логического завершения. Именно так: люди, при всем их несовершенстве, жадности, жестокости и глупости, растаптывают все живое вокруг себя и, более того, все живое пожирают.
    Помимо всего прочего, "Последний эльф" - вдохновенный гимн вегетарианству, посредством лирических примеров убедительно доказывающий, что убивать и съедать существа, которые чувствовали и мыслили, - варварство.
    Ну а это "все прочее" - трудный путь последнего маленького эльфа, который в начале книги всего-то и умеет, что зажечь без спичек костер и вернуть к жизни погибшую птичку. И ничего героического: ни фехтовать, ни бросать файерболы, ни колдовать... Можно ли выжить в этом затопленном дождем мире, где солнце годами не выходит из-за туч, где трусливая и злобная солдатня топчет сапожищами все живое, где среди тупых и забитых обывателей почти не осталось людей?
    Но почти не значит совсем. Человеческое не до конца погибло, не навсегда уснуло в обитателях это мира, иногда оно просыпается. Чаще всего, чтобы погибнуть, инстинктивно бросаясь на помощь последним проблескам добра и света.
    Погибают в этой сказке многие, в том числе и один из самых главных и самых ярких ее Сильвана Де Мари героев - ироничный мудрец Последний Дракон. Побеждают - немногие, лишь те, кто достоин победы, кому есть для чего жить дальше. В этом смысле сказка Сильваны Де Мари очень правдива. Она не просто подтверждает вечную истину, высказанную в гетевском "Фаусте": "Лишь тот достоин жизни и свободы, / Кто каждый день за них идет на бой" (или, в переводе Б. Пастернака: "Лишь тот, кем бой за жизнь изведан, / Жизнь и свободу заслужил"), но и уточняет, заостряет ее: свободной жизни достоин тот, кто отвоевав ее, дальше будет жить, чтобы защищать свободную жизнь.
    Жизнь маленького эльфа и его подруги, несомненно, продолжится героически. Как? Найдете вторую часть трилогии и узнаете.
    А почему в самом начале я сказал, что особую прелесть этой сказке придает ее лирико-ироническая тональность? В чем ирония? А во всем этом неласковом почти что кошмаре, созданном руками самых неромантичных, самых примитивных, ленивых и прожорливых из всех населяющих планету существ - нас с вами, людей. А прямой юмор - в образе дракона, особенно предпоследнего, да и в той методе воспитания маленького эльфа, какую он использует при выработке, как сказал бы Александр Грин, "из щенка капитана". Но даже и такой, рассеянный, голодный, ворчливый, нечистоплотный старикашка дракон, но даже и такой, почти ничего не умеющий, кроме как жалеть и любить, эльф, именно такие эльф и дракон, а заодно и несколько людей, забитых, но не утративших способность сочувствовать и желание помочь слабейшему - они и есть настоящие герои, истинные спасители мира и, может быть, прародители того человечества, которое придет на смену нашей тупой и прожорливой  толпе обывателей.
    Такая вот ироничная, но не веселая сказка, да и сказка ли?..
Сильвана Гандольфи    Такой же вопрос можно задать и о повести Сильваны Гандольфи - фантастична ли она, или, напротив, совершенно реалистична? Когда происходит действие "Альдабры" - сегодня или всегда? Где оно происходит - в реальной Венеции, или в сугубо литературном пространстве, одновременно похожем и на необитаемый остров Дефо, и на сумрачный Петербург Достоевского, и на странные миры Стендаля и Стейнбека, вроде бы настоящие, а как приглядишься - и вовсе небывалые.
    Вообще говоря, Венециана - обширный, богатый и совершенно своеобразный литературный жанр, или лучше сказать - мир. Есть разные Венецианы - французская, англоязычная, русская, естественно, итальянская. Им посвящены интересные литературоведческие и культурологические исследования. Русской, например, - книга замечательного литературоведа и преподавателя новосибирского педуниверситета, ныне покойной Нины Елисеевны Меднис. Думаю, если бы Нина Елисеевна дожила до появления русского перевода книжки Сильваны Гандольфи, она непременно с интересом прочла бы ее, а, может быть, и отозвалась доброжелательной рецензией. Уже хотя бы потому, что исследование "Венеция в русской литературе" во втором издании могло быть расширено и углублено, а еще потому, что талантливый автор "Альдабры" - не просто известная современная детская писательница, по заслугам увенчанная многочисленными литературными премиями, но и писательница русско-итальянского происхождения, пусть и не пишущая по-русски, но выросшая на русской литературе. В одном из интервью С. Гандольфи рассказала, что еще в детстве прочла "Преступление и наказание" Достоевского, и этот роман произвел на нее неизгладимое впечатление. И это действительно так: тень петербуржца Раскольникова в "Альдабре" витает, сопровождая ее маленькую героиню в скитаниях по Венеции, а в финале, несомненно, чувствуется воспоминание о "Белых ночах" Федора Михайловича.
    Итак, Сильвана Гандольфи родилась в Риме, в 1940 году, ее отец был русским писателем, мать - итальянкой. Девочка много и, скорее всего, бессистемно читала, рано начала пробовать себя в литературе, профессиональную карьеру писателя начинала с романов для взрослых и радиопьес, а успеха добилась своими книжками для детей и подростков. "Альдабра" далеко не первая ее детская книжка, даже не первая, высоко оцененная критиками, но первая, переведенная у нас.
    Повесть рассказывает о взрослении и человеческом становлении девочки-подростка из неполной семьи, происходящем в параллель старению и смерти ее психически больной бабушки, к которой Элиза вынуждена, подобно Красной Шапочке, чуть ли не ежедневно добираться едва не через весь большой город, чтобы покормить старушку и пообщаться с ней, поскольку мать Элизы не общается с не желающей лечиться бабушкой много лет.
    Разумеется, все всех любят и все желают всем добра, только вот облекается это желание, как чаще всего в жизни и бывает, в формы, для ближнего неприемлемые. Элиза служит, таким образом, связующим звеном между тремя поколениями одного рода, с одной стороны, неся на своих хрупких плечах всю сложность семейных отношений, с другой - быстро и глубоко развиваясь благодаря нестандартной ситуации.
    А ситуация и в самом деле не просто неблагополучная, но именно нестандартная. Бабушка, с которой еще недавно Элиза разыгрывала шекспировские пьесы (обе они их очень любят и знают почти наизусть), становится все менее контактной, возвращается к живописи, заброшенной еще в молодости, рисует совершенно непонятные, абстрактные вещи, перестает есть то, что ей приносит внучка, стремительно стареет, все более и более походя на черепаху, а затем совершенно превращается в это гигантское животное и впадая в спячку. Мало того, тут начинает разыгрываться почти криминальная история, может, и необязательная в данном случае, однако по-своему все же  небезынтересная...
    Не буду, однако, раскрывать секретов сюжета, скажу лишь, что, как ни странно, наши сетевые рецензенты восприняли эту насквозь литературную, вполне сказочную, очень культурную лирико-философскую историю, отсылающую читателя к Кафке и Анри де Ренье не в меньшей степени, чем к Достоевскому, как-то чересчур уж критично, то ли боясь за хрупкую детскую психику (интересно, где они такую встречали?), то ли, сбитые с толку почти детективным финалом, не восприняв глубоко общего гуманистического посыла повести, то ли, за отсутствием начитанности, просто не поняв богатства прелестной литературной игры, то ли, опять же, обидевшись за все христианство на буддистские аллюзии и прочие перевоплощения душ, коими так богаты восточные религии.
    Да ведь вовсе недурно это - не умереть совсем и навсегда, а повторить жизнь, превратившись в гигантскую добродушную черепаху, никому не делающую зла и счастливую уже оттого, что все вокруг нее счастливы на согретом незаходящим солнцем приморском атолле Альдабре, чьи скалистые берега, как душу, утешает неумолкающий голубой прибой!.. Недурно, что бы там ни говорили иные критики, почитающие себя законодателями нравственного воспитания и блюстителями буквы устаревших законов! В искусстве же есть только один абсолютный закон (как, собственно, и нравственность одна - она просто есть или ее нет, вот и все) - закон захватывающей доброты. И вот этому закону книжка Сильваны Гандольфи отвечает полностью и совершенно. А потому и учит юного читателя тому, чему надо учить - добру и любви к ближнему.
    А теперь поговорим о двух французских книжках – новой и давно уже ставшей классической. Последняя в нашем переводе называется "Никола и его друзья". Ее придумали еще в первой половине 50-х годов прошлого века художник Жан-Жак Семпе и писатель Рене Госсини. Так, во всяком случае, название и имена авторов обозначены на обложке книги, впервые в России выпущенной издательством "Терра" в 1997 году. На самом деле мальчика зовут Николя (с ударением на последний слог), а имя автора следовало начертать на русском "Госинни" (тоже с ударением на последний слог). Почему в очередной раз переводчики (или редакторы) неверно транскрибировали собственные имена, известно только им одним. Но вообще-то проблема транскрипции иностранных имен и названий при переводе их на русский язык, уже обсуждавшаяся нами, существует давным-давно и, как видим, никуда не делась. Причины неверной транскрипции бывают уважительные – неблагозвучие на нашем языке точного перевода имени, и неуважительные. К последним относятся многие традиционно принятые у нас имена и названия, переведенные еще в XVIII или XIX веках не с языков оригинала, а опять же с переводов. Это в основном касается англоязычных авторов и текстов, переводившихся в старое время чаще всего с французского перевода. Достаточно, думаю, в качестве примера привести имена Шекспира и Вальтера Скотта (сравните с названием страны – Шотландия), чтобы знающие английский поняли, что я имею в виду. Другая неуважительная причина ошибочного распространения неверных иностранных имен – традиция наших издателей вместо буквы "ё" печатать "е", отчего, например, отец психоанализа Зигмунд Фрёйд у нас неизменно зовется Фрейдом, а университетский город в Германии Гёттинген – Геттингеном (помните, в "Евгении Онегине": "По имени Владимир Ленский, // С душою прямо геттингенской"?).
    Как бы там ни было, однако ж, но в последнее времена некоторые имена в новых изданиях у нас стали обозначать верно, что и произошло с Рене Госинни и его Николя в изданиях последних лет. Они, эти книжки, кроме того, выходят теперь небольшими выпусками – как в оригинале. Но я рассказываю вам сегодня о большом томе, в который переводчики – тоже в традициях советских изданий – включили рассказы из разных книжек про Николя, показавшиеся им лучшими. Иными словами, сборник рассказов "Никола и его друзья" есть не что иное, как избранные эпизоды книжного сериала, горячо любимого французскими читателями вот уже почти шестьдесят лет.
Жан-Жак Семпе    Удивительнее всего в этой истории то, что придумал мальчишку Николя не писатель, а художник. Придумал и нарисовал. А потом уже обратился к писателю, тому идея понравилась, и вместе они сочинили много-много книжек в картинках и историях, в общем-то, очень похожих друг на дружку, но все равно интересных.
    Впрочем, все это не совсем так. Дело в том, что Рене Госинни тоже художник. Этот француз польского  происхождения, проживший совсем недолго – всего 51 год – был очень успешным автором комиксов, специализировавшимся преимущественно не на самих картинках, а на подписях к ним, хотя и в разработке графических образов своих героев он, безусловно, принимал самое непосредственное участие. И придумал Госинни не только Николя. Еще более популярным его героем стал знаменитый Астерикс, особенно после того, как приключения этого героя послужили основой сперва анимационных, а затем и игровых фильмов. Кстати сказать, недавно французские кинематографисты экранизировали и истории про Николя, правда, не слишком удачно.
    Но вернемся к книжке. Французским ребятишкам она (точнее - они) нравится потому, что Рене Госинни истории эти веселые и задиристые (герои-младшеклассники лупят друг друга в нос и в глаз на каждой странице, но при том остаются закадычными друзьями, шалят напропалую, без конца устраивают обожаемой учительнице и добродушному директору школы всяческие каверзы). Взрослые же французы эти книжки любят не только потому, что любили их в детстве – за те же качества, о которых я только что сказал, но и потому, что, помимо ребятишек, в книжках этих действуют и их родители – такие же, в общем, задиры и весельчаки (достаточно познакомиться хотя бы с рассказом о том, как Николя и его друзья пошли играть в футбол с пацанами из соседней школы, и как родители стали им помогать, и что из этого вышло, - чтобы навсегда запомнить и искренне полюбить эти истории). И если на страницах, полностью посвященных детям, царит искристый галльский юмор, то в тех эпизодах, где на авансцену выходят мамы, папы и педагоги – представители среднего класса общества середины ХХ века, юмор уступает права мягкой сатире, отчего истории про Николя и его друзей (а ведь и мамы, и папы, и учителя во главе с директором – тоже друзья Николя и его друзей) становятся еще более смешными и интересными. Действительно, что-то придумают эти неугомонные папы, неужто опять подерутся, и как отреагируют мамы, и что скажут учителя, если на родительское собрание твой папа придет с таким же подбитым, как и ты сам, глазом, только разве что правым, а не левым?..
    Отличительной особенностью этой книжки является еще и то, что текст и картинки составляют неразрывное целое, как бы и невозможны друг без друга, но при этом никто – ни художник, ни писатель – никогда не перетягивает одеяло на себя. Натурально, как и их герои, Госинни и Семпе, даже если бы и подрались, то на следующее утро встретились бы как ни в чем не бывало.
    Единственный недостаток тут – некая, быть может, монотонность общего повествования, происходящая оттого, что объем книги чересчур большой, общего сюжетного движения же недостаточно, ведь, как мы помним, сборник сконструирован переводчиками из разных книжек про Николя. Но тут уж нет решительно никакой вины авторов. Вы согласны, друзья мои? Тогда переходим к последней книжке, о которой я хочу вам сегодня рассказать.
Жан-Клод Мурлева    Она написана уже знакомым нам автором сказки "Река, бегущая вспять" Жаном-Клодом Мурлева. И, как мне кажется, уступает ей, хотя приключений в "Зимней битве" побольше, да и написана она для более широкого круга юных читателей, поскольку, во-первых, по жанру это не сказка, а роман-антиутопия, во-вторых, помимо собственно приключений, здесь есть и две любовные пары, и история любви счастливой, и история любви трагической, книга достаточно многонаселенная, персонажи выписаны тщательно, запоминаются хорошо и совершают героические деяния во имя вполне конкретной цели – освобождения жизни от смерти, страны – от правящей в ней тирании.
    Уступает же приключенческая антиутопия "Зимняя битва" постмодернистской сказке "Река, бегущая вспять", как мне кажется, именно потому, что здесь все как бы чересчур, всего слишком много – и любовь, и тюрьма, и чудовищная жестокость хунты, и благородные герои Сопротивления, и почти что римские гладиаторы, и фантастические плохие люди-псы, и не менее фантастические хорошие люди-лошади, ничуть, кстати, не похожие на философствующих гуингмов Джонатана Свифта… И много-много чего еще – от скорбной лирики (типа "Сижу за решеткой в темнице сырой") до мелодрамы в духе средней руки неореалистических итальянских  кинофильмов середины ХХ века.
    В общем, интересная, но не слишком удачная попытка адаптировать антиутопию для подросткового чтения. Видимо, сопротивление жанра оказалось сильнее «молодогвардейского» Сопротивления, выдуманного писателем и посаженного то ли на французской, то ли на общеевропейской почве, писателем, может быть, кстати сказать, и познакомившемся с романом Александра Фадеева, или с его герасимовской экранизацией. Впрочем, это, конечно, не более чем домысел. Но и "Зимняя битва" – увы, не более чем вымысел, хотя и достаточно мастерски написанный, и отлично переведенный Н. Шаховской. Иногда так мастерски, что начинаешь верить героям, но лишь иногда, ибо в целом-то мир "Зимней битвы" вышел куда более искусственным, чем мир "Молодой гвардии", хотя бы уже потому, что краснодонским мальчишкам было что защищать – реальную, пусть и трудную жизнь, полную лишений, которая была у них до войны… А что было защищать мальчишкам мира "Зимней битвы", если и родились-то они уже после того, как тирания Фаланги установила в стране свои железные законы?
    Не знаю, может быть, я и не прав, но не верится как-то во всю эту историю, и не верится потому еще, что слишком уж легко, пусть и не без жертв, но как-то вдруг Сопротивление побеждает. А где же оно было раньше? Где раньше был весь этот сонм людей-лошадей? Как-то все сначала слишком плохо, а под конец все вдруг становится совершенно как надо… Не бывает так не в сказке, тем более в антиутопии – не бывает.
    И все же есть в этом романе страницы и главы, написанные так хорошо, что хотя бы ради них стоит книгу прочитать. Это главы, где юные героини встречаются с ласковым утешительницами, глава, где погибает один из главных героев, эпизод ночной жизни клошаров – героев Сопротивления, эпизод в карцере… Прочитайте книгу – Мурлева, несомненно, один из самых талантливых современных авторов детской литературы, пусть этот роман ему и не вовсе удался. Иные неудачи в искусстве бывает интереснее удач.
    А я на этом прощаюсь с вами до новых встреч. Будьте здоровы и любите книгу!

«Маленькие эльфы, гигантские черепахи, люди-лошади и просто люди в сказках и историях для детей современных итальянских и французских писателей»
Год издания: 2011

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я